Он его назвал Грей. Сейчас его уже зовут Серый Великан. Но вначале… Маленький, пушистый, уши как у рыси, серый. Что тут выдумывать? - Грей. Котов в детстве было много и своих, и уличных. В детстве оно все весело было… в партизаны играли в войнушки. Он мелкий, за ней бежит не отстает, зацепится, упадет!... А дети жестокие… обступят его - смеются. Тогда она ему как крикнет:
- Фокус на тренера!
Он в глаза ей смотрит, (она улыбается), коленку разбитую потрет и дальше бежит.
Зато она пауков боялась. Увидит и кричит: - Убей его, убей!
А он не понимал зачем. В ладошку его прятал, а потом отпускал. Еще они котам разные имена давали, своим и уличным. Вот имена потихонечку все и закончились.
Ему Грея котенком подарили, когда уже седина по вискам пошла. Он в район поехал, корма купил. В доме котенка оставил – по-городскому. Лоток в углу, говорит: «Пока маленький…» Растет Грей. Рыбу любит. Уши с кисточками как у рыси. На мейкуна похож. Придет, ляжет на груди, и сердце греет. А тут пропал. Он себе места не находил, но вида не подавал. Только спать перестал, совсем.
Это в столице было. Кому-то звезды на пагоны упали, кого-то повысили, а его, юнца - посадили. Но не сразу, через год. Пока не вытрясли все до копейки, даже больше. Родители продали все, в село уехали. Отец так и не дождался решения суда - умер. Не вынес позора. До того в их семье только медали получали. За труд, конечно. Его даже на похорон не отпустили. А он, когда его вели коридором, задирая вверх скованные сзади руки, всегда старался посмотреть ей в глаза...
Пришел он когда ему было под 30. Сразу на кладбище. Но плакать его уже отучили. Плакать отучили, а жить - не научили. И вот самое страшное началось именно тогда.
Без друзей, без дома, без денег… Документы вернуть с вещ доков нереально. Сунулся к девкам, да кто за бывшего заключенного отдаст. А дальше бесконечные унижения при попытке устроится на работу. «Не привлекались ли вы или кто-то из ваших родственников...» И это не просто фраза службы безопасности, это фраза которая сковывает сзади руки и подымает их вверх. А если тебе повезет, ты будешь благодарен любой работе. Но первый месяц тебе не заплатят, и второй, а ты уже в долгах. А дальше тебя попросили на выход. И вот ты стоишь с топором возле белого лексуса, чтобы тебе отдали твое. Но чаще всего ты просто идешь прочь. В итоге ты сорвешь спину где – то работая грузчиком за копейки, и все равно подохнешь между пьяных бомжей. Или вернешься назад. Ходки, рецидивы, ходки суициды, ходки, ходки.Такой вот замкнутый круг.
А общество, то свободное общество, которое было тебе маяком, пока ты жил по понятиям, контролируя даже во сне, с кем пить чай, с кем и о чем говорить, отвечать на любой вопрос: «Почему ты спрашиваешь?», находясь годы в покрытых плесенью стенах, наблюдая, как то, чем ты живешь, постепенно становится частью тебя, то свободное общество - оказалось омерзительным. Ограниченное, невыездное, с вертухаями, общаком принадлежащим фраерам, живущее, просто по другим, но по понятиям. И оно, будучи таковым, все же норовило оградиться изолироваться от тебя. И не дать тебе ни единого шанса выжить… Ты для них враг, болезнь. Они боятся тебя, поэтому хотят убить, как арахнофобы пауков. Но наибольшая беда в том, что вся твоя сущность, вся твоя природа желает одобрения этого общества.
Страшно было смотреть как он терзается мыслями о собственной несостоятельности. Его хроническая неспособность доверять кому-либо доходила до паранойи. Он пожирал себя собственной огнем вины. А когда совсем становилось худо, она представляла, что шаман. А шаманы не плачут, они стучат в бубен. И она стучала, и музыка ее лилась разноцветными неоновыми нитями, и сплеталась в узоры. Она отсекала ненужные нити, и они уплывали как неоновые медузы. А она стучала-стучала… звала его душу домой.
«Сколько можно себя винить?...» - читал он заумную книжку. «Полюби себя…» - таращился он в зеркало на щетину.
«Понять себя… стать другим… развиваться…» - пестрит словобуквенная чужь. Но мы невежды. Мы не знаем ни кто мы, ни зачем мы в этом мире. Не знаем ничего о наших чувствах, о нашей душе, даже о теле. Не знаем, что было до нас и, уж точно - что будет. Мы даже не уверены в том что есть. Как, скажите, можно влиять на то, на что равносильно влияет еще бесконечное количество факторов. Или он не любил себя до того, как все рухнуло в один миг. Нелепо утверждать что-то о себе или о других. О, Галелео мои Галелеи… она не вертится, она летит по спирали. И это только известно на сегодняшний день. Жаль, многие не узнают, как кардинально будут опровергнуты их теории. Как «дрейф континентов» или «открытое полярное море». А вот неоновые медузы останутся.
- Ты просто так читай, - говорила она улыбаясь, - Душа сама себя излечит.
А через два месяца кот вернулся. Красивый, чистый, даже больше стал. Уши с кисточками как у рыси. Мать плакала от радости:
- Сынок, наш Грей вернулся! Послушай как мурлыкает, - подносила она телефон к коту.
Она шла по воду, кот бежал за ней следом, когда его окликнул сосед:
- Великан, ты где пропадал?
Сосед был большой крепкий. Жил в достатке. Морда сальная, брюхо свисает - все как у людей.
- Это наш Грей. Он 2 месяца как пропал. Вот вернулся...
- Неее, это Серый Великан. – протянул безмятежно сосед, - Мне его дети привезли из столицы.
- Зачем ты так? Вот у тебя жена, дети, есть кого вечером обнять…
- Ты пойми, я же его не держу, он сам приходит, с рук не слазит, мы рыбку ему даем.
- Так ведь он животное, но мы же - люди.
- Мам ну чего сорится, может ему там лучше. Там рыба. Дети.
- Так ведь они его забрали! Тайком забрали. Взаперти держали, думали отвыкнет. А он пришел. Пойдем к соседке пусть скажет, что котенком принесла…
- Не мой это кот, мам, не мой.
