При входе в квартиру к Виктору Никушину не было неоходимости делать серьезно-озабоченное выражение лица — мы шли в гости к судье Винницкого апелляционного суда не в связи с его профессией, а как к коллекционеру.
“Самая серьезная ссора у нас с женой случилась из-за... Лермонтова”
— У каждого свои причуды,— улыбаясь, говорит Виктор Петрович, — моя — коллекционирование старых вещей. Это началось уже более тридцати лет назад. Я тогда учился в железнодорожном техникуме в Николаеве, там познакомился с одним дедушкой, занимавшимся антиквариатом, и он меня так увлек, что я стал собирать буквально все... Мне все было интересно. Я и сейчас уверен, что у старинных вещей особая аура. Человек-созидатель не может быть плохим. В картину, в тот же самовар мастер вкладывает частицу души, потом эти вещи живут среди людей и впитывают их положительную энергию. Какое-то особое чувство испытываешь, глядя на этот старинный шкаф, граммофон, пишущую машинку. Конечно, не всем это интересно, но у меня эта страсть, видимо, в крови.
Собственно, коллекционированием Виктор Никушин “заболел” еще в детстве — собирал старинные монеты, потом коллекцию подарил родной школе, где ее “успешно” разворовали.
— Я по натуре путешественник и авантюрист, в свое время изъездил Советский Союз от Петербурга и до Курил, работал в Магадане, даже золотоискателем был. И отовсюду привозил старинные вещи. Как-то, будучи студентом и уже женатым человеком, на все семейные деньги купил томик Лермонтова, изданный в 1913 году, и икону. Какая дома проблема возникла! У нас с моей Валей тогда такой конфликт разыгрался! Не понимала тогда жена моего хобби. Все наладилось чуть позже. Случайно проходя по одному двору, я увидел, что дети играют старинной лампой. Раньше на ней позолота была, потом она стерлась и хозяева ее выбросили. Нашел я бывшего владельца и купил эту вещь. Я еще совсем дилетантом был, вместе с Валентиной мы пошли в музей. Там нам рассказали, что карбидная лампа изготовлена в стиле барокко в ХVIII веке петербургским мастером Гюго Шнейдером. С тех пор Валя к моему увлечению стала относиться серьезно, сама заинтересовалась.
Зачем самовару самогон,
а судье — примусы?
— А самовары — это самое любимое,— продолжает Виктор Петрович,— их у меня больше тридцати. Говорят, что традиции русского чаепития начались во времена Петра Великого. Я уверен, что это началось раньше. Вообще, самовары — китайское изобретение. Но именно в России мастера достигли совершенства. Всему миру известны воронцовские, поташовские самовары. Формы совершенно различные — кубок, цилиндр, шар... С ручками — походные.
— А где у вас тут сапог для раздувания?— интересуюсь я.
— В доме сапогом никто не пользуется,— смеется Виктор Никушин,— это только на улице. А у домашнего самовара есть специальная труба, которую выводят в форточку,— и коллекционер начинает священнодействовать над одним из пузатых экземпляров из своего собрания.— Сейчас чайку попьем...
Чай и впрямь отменный, еще и вода из колодца — все как полагается.
— А чем вы чистите свои сокровища?
— Признаюсь, первый самовар я загубил. Стал чистить его новомодными пастами, а они разъедают все надписи и клеймо. Позже я узнал хороший народный метод: на два-три дня самовар опускается в буряковую брагу, остающуюся после самогона, потом достаточно только суконочкой протереть и самовар сияет.
— Виктор Петрович, а вам никогда как судье взятки самоварами не предлагали?
— Было нечто похожее. Я еще в районе работал. Вел гражданское дело, одной старушке помог, доказал, что в акты регистрации была внесена неправильная запись. Бабушка так расчувствовалась: “Синку, як же тобі віддячити?” и деньги достает. Я ей: “Бабцю, нічого мені не треба”. А она вышла — и к девочкам-секретарям. Они ей и рассказали, что судья всякую старину собирает. На следующий день бабушка принесла мне в кабинет... пять примусов. Самых обычных. Пришлось взять, чтобы не обидеть. Потом я тихонько от них избавился.
Крючки для трезвенника
До встречи с Виктором Петровичем слово “крючок” у меня ассоциировалось только с вязанием и рыбной ловлей. А он продемонстрировал мне маленькие бутылочки, более всего напоминающие миниатюрные фляги. И эти штуковины наши предки называли крючками и заполняли горилкой.
— Крючки брали с собой селяне, отправлявшиеся в дорогу на волах. Корчма была не в каждом селе, а перед обедом полагалось выпить. Вот в такие бутылочки и заливали порцию водочки. Хватало до следующего шинка. Эти крючки я нашел при раскопках.
— А правда, что сам Никушин за всю жизнь спиртного даже не пробовал?
— Почти. В детстве за взрослым столом разок допил чью-то рюмку. Не понравилось. А потом это стало уже принципом. В одной старой книге я прочитал, что русский мужик должен быть или сыт, или пьян. Это идеология такая была: охмурить мужика, чтобы смуты не было. Вот я и подошел с позиции тех времен — мне водка не нужна. Это стало принципом. Даже при росписи в загсе мое шампанское Валя выпила. Друзья мои к этому привыкли, да и в любой пьющей компании должна быть хоть одна трезвая голова. И еще — я из тех людей, кто не может делать что-то наполовину. Мое увлечение — коллекционирование. И это главное после работы. Я отдыхаю, расслабляюсь среди этих вещей. Это, а не алкоголь, помогает избавляться от стрессов. Вот этот камин, кстати, я сделал сам, и шкаф тоже. Сейчас еще английским занялся. А то как-то страшно думать, что проживешь жизнь, умрешь и столько еще не узнаешь...
Слідкуйте за новинами Вінниці у Telegram.